«Ира, всё, от лёгких ничего не осталось»: Почему медики гибнут один за другим
Между тем родственники и знакомые врачей говорят, что изначально, в значительной части клиник, где они работали, не было средств индивидуальной защиты. Иными словами, многие из них не просто сразу находились в зоне риска, а не имели вариантов не заболеть. Но они работали – понимая, конечно же, будучи профессионалами, чем это грозит, и спасали жизни других. Пока болезнь не валила их с ног окончательно.
Медики продолжают работать фактически на передовой в борьбе с коронавирусом. И здесь, в этих словах, нет никакого пафоса – они в зоне риска, и даже спецкостюмы, респираторы и так далее – не дают стопроцентной гарантии, об этом говорили и признанные специалисты, от заражения.
И список тех, кто не выжил в сражении с «уханьской заразой», который начали составлять их коллеги, решив сделать мемориал памяти врачам, продолжает, к сожалению, расти.
На данный момент в нём – уже 91 фамилия.
Очень много женщин – причём не только врачей, а медсестёр и санитарок, без которых просто невозможно представить нормальную деятельность ни одного медучреждения, а тем более закрытого типа, к каковым относятся инфекционные моногоспитали. Они напрямую (и чаще всех) контактируют с пациентами, выполняя всю «приземлённую» работу – тяжёлую и, может быть, не всегда заметную, но важную.
А ещё в этом мемориальном списке буквально выбиты в граните (пока виртуальном) имена тех Врачей (да – именно так, с большой буквы!), которые с самого начала находились в эпицентре сражения с инфекцией. Они лечили заражённых. Потом заболевали сами. И – только тогда уходили с этой линии фронта. Уже навсегда, потому что они до последнего спасали жизни других, забывая о собственном здоровье.
И их место занимали уже новые медики.
Царьград рассказывает сегодня лишь несколько историй об этих героях.
«Прощай, я умираю»
В ЦРБ маленького города Лабинска (Краснодарский край), где проживает всего-навсего 60 тысяч, уже три потери. Коронавирус унёс жизни двух врачей и водителя скорой.
Первым не стало 54-летнего анестезиолога-реаниматолога Юрия Покопцева – человека с невероятной, по словам его коллег, работоспособностью, одним из первых оказавшегося в эпицентре событий в маленькой районной больнице, на базе которой с 6 апреля создан моногоспиталь для лечения COVID-пациентов – их туда свозили из семи ближайших районов Кубани.
Покопцев с самого начала включился в процесс – и оставался на этой коронавирусной войне до тех пор, пока не слёг с диагнозом «двусторонняя полисегментарная пневмония». Спасти его коллеги не смогли.
А через некоторое время не стало ещё одного врача Лабинской ЦРБ – рентгенолога Алексея Васильченко (ему было 52).
«Всё началось, как рассказывал папа, ещё в марте, когда в больницу стало поступать много пациентов с пневмонией – то есть ещё до того, как её перепрофилировали в госпиталь. И он говорил потом, что симптомы очень похожи на коронавирус», – делится тяжёлыми воспоминаниями с Царьградом дочь доктора Екатерина.
Доктор Васильченко до последнего оставался в строю. Фото: личный архив/предоставлено телеканалу Царьград дочерью Екатериной.
Васильченко работал заведующим отделения рентгенологии. А поскольку первое время сроки подтверждения анализов на наличие инфекции были длительными, то именно компьютерная томография была своеобразным сортировочным пунктом, где, по предварительной «картине» со снимков лёгких, часть людей (с подозрением) отправляли в «грязную» зону, а других, у которых была иная патология, – соответственно, в «чистую».
Заниматься разбором и описанием снимков приходилось буквально сутки напролёт – собственно, с 6 апреля он уже и жил там, в этом госпитале.
Спустя пять дней такой интенсивной работы заболел и сам Алексей: 10 апреля вечером у него появились первые признаки заболевания. Но он не оставил работы – сначала думал, что это просто признаки хронической усталости.
Напрямую с пациентами и персоналом он уже не контактировал. Утром ему ставили капельницы, а к обеду он шёл в свой кабинет, куда уже поступали снимки от подчинённых – автоматизировано, через локальную компьютерную сеть, без личного общения – для описания. Потом – обратно в инфекционный бокс, получать лекарства,
– объясняет Екатерина.
Так продолжалось ещё несколько дней – пока во время очередного марш-броска до кабинета ему не стало плохо окончательно: у него появилась одышка, он позвонил маме, и в понедельник того же вечера его перевели в палату интенсивной терапии – под кислородную маску. С этого дня он уже не работал, потому что просто не мог», – продолжает Екатерина.
Главное же, на чём акцентирует она внимание, – это отсутствие на самом начальном этапе у медиков ЦРБ средств индивидуальной защиты. У них были просто маски. И всё.
Это, кстати, как раз та самая больница, персонал которой однажды, когда уже закрутилась вся эта горькая ситуация с пандемией, попыталась «строить» замглавы краевого Минздрава Валентина Игнатенко. Врачи пожаловались ей на отсутствие этих самых средств защиты, а чиновница принялась их отчитывать:
«В чём сложность сшить бахилы? Две тряпочки из любой ткани соединить! Посадите двух-трёх санитарок, пусть прострочат вам. Народ сейчас дома сидит, делать нечего, почему вы ждёте манны небесной? Кто вам их привезёт? Вам не стыдно, что вам стоматология вчера восемь костюмов привезла? Стоматология нашила себе, а Лабинская ЦРБ не нашила!» – возмущалась Игнатенко.
И медперсонал в «районке», пожав плечами в ответ на выступление замминистра, продолжал лечить и спасать жизни – как это делал и Покопцев, и Васильченко.
«Папа, когда мы с мамой приехали к нему, говорили, что так нельзя, пытались уговаривать, отрезал: «В войну тех, кто сбегал, называли дезертирами. Здесь так же». У нас вся семья – врачи, династия, можно сказать. И мой дед был доктором, и отец, и мама – терапевт-нефролог, и я – педиатр. И папа просто не мог поступить иначе», – дочь Алексея Васильченко плачет, но не скрывает гордости за отца.
Он сам себе поставил диагноз: сначала, посмотрев снимки, думал, что у него бронхит, пневмония только начиналась. А потом уже, когда диагноз подтвердился, плюс анализы ухудшились, он сделал ещё один снимок и понял: двусторонняя пневмония. Тогда врач позвонил жене и сказал:
Ира, всё. Я умираю. У меня сатурация – 78 (показатель насыщения крови кислородом, у здорового человека должно быть выше 90 – ред.). Меня сейчас интубируют, на ИВЛ. И я больше не смогу с вами разговаривать.
Она пыталась держаться – и внушить ему веру в собственные силы, просила бороться до конца. Но он, настоящий профессионал, ответил:
«От лёгких ничего не осталось, нечем дышать. Ты не понимаешь, это сейчас уйдёт в фиброз (то есть лёгочная ткань перестанет функционировать). И всё», – он нашёл в себе силы просто позвонить и попрощаться с близкими.
Буквально позавчера скончался ещё один сотрудник Лабинской ЦРБ – водитель Лев Мелкумян.
«Мы потеряли одного за другим сразу двух товарищей»
И на 11-й подстанции московской Станции скорой и неотложной медицинской помощи им. Пучкова – тоже две потери, одна за другой.
Сначала ушёл из жизни анестезиолог-реаниматолог Михаил Лебедев, который последние пять лет трудился в неонатальной реанимационной бригаде (он переехал в столицу из Ярославля, где много лет проработал в 3-й детской горбольнице Ярославля – и дети просто души в нём не чаяли).
С началом пандемии он продолжал, как и прежде, ездить по адресам и забирать на госпитализацию заболевших ребятишек – в том числе и заразившихся треклятым COVID-19.
«Нагрузка в последнее время была невероятная, но никто не жаловался – во всяком случае, от Михал Михалыча, как мы его называли, я ничего подобного не слышал», – вспоминает коллега Лебедева.
По всей видимости, так он и заразился.
11 апреля Михаил Михайлович почувствовал недомогание – у него повысилась температура, появился кашель. На следующий день похожие симптомы возникли и у его жены, учительницы музыки.
Коронавирус унёс жизни Сергея Першина (слева) и Михаила Лебедева с разницей всего в пару дней. Фото: /Александр Щербань.
Первые дни Лебедев ещё держался – они вместе с супругой находились на самоизоляции дома. А через неделю вызвали скорую помощь.
Однако тогда его госпитализировать не стали – коллеги не сочли, что в этом есть необходимость.
Спустя ещё шесть дней ему стало окончательно плохо – у него развилась двусторонняя пневмония. И его отправили в Коммунарку, где буквально сразу поместили в реанимацию и подключили к аппарату искусственной вентиляции лёгких.
Но спасти его не удалось.
Рано утром 27 апреля Михаила Лебедева не стало. Все, кто знал его, называют доктора хорошим, добрым и светлым человеком.
Он никогда никому не отказывал в просьбе, не было темы, на которую с ним нельзя было поговорить. Человек, который желал всем всегда добра. Когда Михаил Михайлович заболел, очень многие люди хотели помочь ему. Собирали информацию, предлагали свою плазму для лечения, постоянно звонили, интересовались его самочувствием. Он был настоящим профессионалом своего дела, прекрасным специалистом – многие консультировались у него,
– рассказывает коллега Лебедева Александр Щербань.
А всего через день, 29 апреля, не стало заведующего 11-й подстанцией Сергея Першина. Он тоже заразился, почувствовал себя плохо – его экстренно госпитализировали уже в тяжёлом состоянии, начали проводить реанимационные, как это называется, мероприятия, но спасти не удалось.
«Это был настоящий Человечище! Ковид косит ряды медиков стремительными темпами», — не могут прийти в себя сотрудники подстанции СМП.
«К Сергею Геннадьевичу, говоря по-армейски, все относились как к бате. Он был очень справедливым человеком, при этом – с искромётным чувством юмора. Его уход из жизни для нас всех воспринимается как личная боль», – делится переживаниями Александр Щербань.
«Сгорел буквально за три дня»
66-летний Владимир Фиошин из Ульяновской области был рентгенологом – он, выпускник Саратовского мединститута, практически всю жизнь, целых 43 года (!), проработал в Карсунской районной больнице.
Сначала трудился педиатром, потом переквалифицировался и через некоторое время возглавил отделение рентгенологии ЦРБ.
Точно никто не знает, с кого именно у нас началась вспышка. Свалили всё на одну медсестру, которая ездила в Арабские Эмираты, вышла на работу, а заболела через 21 день. Но на самом деле она была не единственной, кто из нашего села ездил за границу в то время, да и проявилась инфекция аж через три недели, ведь инкубационный период 14 дней у коронавируса. То есть даже если бы она провела две недели на карантине, а потом вышла на работу, то заболела б спустя ещё неделю,
– рассказывает дочь Владимира Фиошина – Марина Павликова.
Понимая, что ему нужно быть в строю, будучи врачом, он пил противовирусные – в профилактических целях, чтобы минимизировать риск заболевания от пациентов.
И когда началась пандемия, 2 апреля больницу закрыли на карантин, он с головой, что называется, ушёл в работу.
Доктор Фиошин был настоящим профессионалом своего дела. Фото: личный архив/предоставлено телеканалу Царьград дочерью Мариной.
Как и в случае с Васильченко с Кубани, на рентгенолога свалилась огромная нагрузка – расшифровывать рентген-снимки лёгких поступавших пациентов. И тоже – из средств защиты в ЦРБ имелись только маски, никаких спецкостюмов, которые показывают в телесюжетах, в Карсунской больнице не было.
И он заболел – почувствовал недомогание. Но поскольку первый тест был отрицательным, Фиошин продолжал некоторое время выполнять свои обязанности.
У него начался раздирающий кашель, поднялась высокая температура, а 13 апреля ему стало совсем худо.
Его госпитализировали в Центральную клиническую больницу Ульяновска.
«Я пыталась дозвониться туда, но никак не могла ничего выяснить: если брали трубку, то говорили сразу: девушка, мол, не отвлекайте, у нас тут много работы», – говорит Марина.
Как выяснилось потом, Фиошина поместили сначала в обычную инфекционную палату, не в реанимацию, и его там парализовало. Потому что он страдал сахарным диабетом, и инфекция дала осложнения на мозг.
Доктора подключили к аппарату ИВЛ, но спасти его не удалось.
«Я сама узнала об этом из интернета, в новостях прочитала. Получается, сгорел за три дня. Нам привезли уже закрытый гроб. А мать и брата после похорон увезли в ту ЦГКБ Ульяновска. К ним тоже не подходили долго, чтобы обследовать, хотя у неё высокое давление. Сейчас, правда, лечат – и делают это интенсивно. Главное, что состояние их оценивается как «средней тяжести». И мы молимся, чтобы всё было хорошо», – надеется дочь врача.
«Болезнь развивалась слишком быстро»
От пациентов заразился опасной инфекцией и заведующий урологическим отделением госпиталя для ветеранов войн №3, который тоже перепрофилировали под приём больных COVID-19, Максим Старинский.
Выпускник 2-го Московского мединститута им. Пирогова, он работал по своей специальности с 1987 года, а последние почти 30 лет – в госпитале для ветеранов войн на Стартовой.
Доктор Старинский одним из первых начал принимать больных c коронавирусной инфекцией после перепрофилирования этого госпиталя – все мы помним фото и видео 6 апреля с бесконечной вереницей скорых на Стартовой улице. Затем диагноз, быстрое развитие болезни. Интенсивное лечение в Коммунарке не помогло. Я выражаю соболезнование родственникам и близким скоропостижно ушедшего от нас врача-уролога, прекрасного и отзывчивого человека,
– рассказала его коллега Ирина Лупакова.
Старинский тоже не уходил со своего боевого, в нынешних условиях, поста до последнего – пока 10 апреля, которое он провёл, занимаясь инфицированными (причём, кстати, в спецкостюме), его буквально не свалила с ног высокая температура.
Несколько дней температуру сбить никак не удавалось, потом проявились и прочие симптомы коронавируса – и кашель, и общая слабость тела с ломотой, и тошнота.
Максим Старинский заразился, когда работал с пациентами с коронавирусом. Фото: /Яна Кузнецова.
Тогда 15 апреля он вызвал домой скорую помощь, которая привезла его в тот самый госпиталь, где он работал и, собственно, заразился.
Спустя ещё пару суток, поскольку развивалась пневмония, его транспортировали в Коммунарку.
Старинского подключили к ИВЛ, а 20 апреля его не стало.
Он был потомственным медиком: его отец – заслуженный медик России и главный онколог ЦФО Валерий Старинский. Дочь тоже пошла по стопам папы и деда – скоро окончит медицинский вуз, а сыну в этом году поступать.
И пациенты, и соратники по медучреждению неизменно отмечали в Максиме Старинском два главных качества – профессионализм и отзывчивость.
«Он много лет работал с моим папой в госпитале №3. Отец всегда говорил, что Максим прекрасный человек, замечательный специалист и очень хороший товарищ… Светлая память», – сокрушается ещё одна коллега доктора, дочь бывшего завотделением хирургии Александра Герасимова – Яна Кузнецова.
Источник: tsargrad.tv