Новостные ленты взорвались торжеством: «У России больше нет чистого государственного долга». Сам этот факт, безусловно, приятен, но улучшит ли он жизнь простого русского человека? Давайте поймём, что произошло, чему, собственно, следует радоваться. Долг у России, конечно же, есть. Смысл новости в том, что страна может отдать его без реструктуризации, то есть не влезая в другие долги. Накопленных нами высоколиквидных средств (в первую очередь банковских депозитов) достаточно, чтобы отдать все долги на всех уровнях.
Ещё 1 января госдолг превышал активы на 1,5% ВВП, сейчас активы на 1,25% больше долга. Достичь этого удалось главным образом за счёт бюджетного правила – откладывания в кубышку средств от продажи нефти по цене свыше 41,6 доллара за баррель Urals.
Государственный долг в этом контексте – это совокупность долгов всех трех уровней власти: федеральной, региональной и муниципальной. Кредитор не важен: речь идёт о совокупности внешнего долга (он в основном федеральный) и внутренней задолженности. Это ещё называют «долгом расширенного правительства», он составляет примерно 15% от ВВП, по мировым меркам это ничтожно мало. Даже средний житель России должен банкам и структурам ЖКХ существенно большую долю своего дохода.
Правда, в понятие государственного долга в данном случае не входят долги госкорпораций и госкомпаний. В общей сложности все правительственные структуры России должны (в том числе и друг другу) 16,2 трлн руб.; для сравнения, долг одного только «Газпрома», более чем на 50% принадлежащего России, приблизился к 4 трлн руб.
Фото: J0hnTV / Shutterstock.com
Должник западной мечты
Внешний долг нашей страны вообще ничтожен, хотя сейчас Минфин начинает размещать долговые бумаги, и делает это в ущерб стране. Неудивительно, что у России репутация абсолютно надёжного, возможно, лучшего в мире заёмщика. Даже «нулевой вариант» десятых годов XX века, когда большевики отказались от царских долгов, в итоге оказался выгоден большинству кредиторов: они просто забрали себе всё обширное русское имущество за рубежом. Про дефолт 1998 года тоже не надо: со всеми иностранными спекулянтами, вложившимися в пирамиду ГКО (а это не наивные клиенты АО «МММ», это прожжённые ребята, которые прекрасно знали, на что шли), наше правительство договорилось к их полному удовольствию.
То, что с внешним долгом у нас всё хорошо, мы знаем давно. Иное дело – долги наших регионов и муниципалитетов, тема очень болезненная: при нашей сверхцентрализованности сотворить профицитный бюджет очень сложно. Даже всесильная Москва из года в год живёт в минус, поскольку тратит больше, чем получает (при космических доходах столицы это очень сложно, но мэрия как-то справляется). И, конечно, у регионов нет столько денег, чтобы взять и отдать эти 2,2 трлн руб. Тем не менее ситуация улучшается: после резкого накопления кредитов на безденежье 2014–2015 годов общая сумма начала уменьшаться. Сейчас лишь два субъекта Федерации должны кредиторам более своего годового дохода – Мордовия и Костромская область. Долг половины регионов превышает 50% их валового регионального продукта, половины – не дотягивает до этой планки. Картина неприятная, но не удручающая, тем более что главный заимодавец – федеральный бюджет, то есть, в общем, свои люди.
А зачем нам вообще долги?
В современном разбегающемся мире, где экономические связи всё менее стабильны, велик соблазн автаркии – построения совершенно независимого государства, самостоятельно удовлетворяющего все свои основные нужды, а следовательно не нуждающегося ни в импорте, ни в кредитах. И Россия – едва ли не единственная страна в мире, способная на такую самодостаточность. Увы, в планы власти это совершенно не входит. Соответственно, нам предлагают играть по законам мирового (читай – западного) рынка, которые в числе прочего предполагают активное использование кредитных инструментов.
А чтобы мы не артачились, могут напомнить печальный опыт Николае Чаушеску.
Николае Чаушеску. Фото: imago stock&people/Globallookpress
Румынский руководитель попытался полностью избавиться от внешнего долга – и внезапно осознал, что западные державы совсем не жаждут получать свои деньги назад, да и Советский Союз неодобрительно смотрит на растущую независимость Бухареста. Долг удалось выплатить благодаря серьёзным самоограничениям, Румыния стала беднейшей страной Варшавского договора, а Чаушеску – единственным руководителем страны, казнённым при крушении Железного занавеса.
Если уж играть по навязанным нам правилам, то нужно признать, что долг – это просто инструмент, вроде топора. С его помощью можно сложить храм без единого гвоздя, а можно отрубить себе ногу.
Долги можно и нужно наращивать, если предполагаемая прибыль от использования этих денег больше, чем процент по кредиту. Прибыль не обязательно должна быть финансовой: скажем, если надо построить школу в возрождающемся селе, это надо делать немедленно, пусть даже муниципалитет и влезет в долги, а не ждать 10 лет, когда накопятся средства на постройку за собственный счёт. Потому что за это время мы в этой школе обучим целое поколение детей, сделаем и село, и район, и область образованнее, умнее, сильнее, и даже 7-8% годовых того стоят.
Другой вопрос, что кредит на строительство школы – это построенное нами «государство курильщика»; в «государстве здорового человека» такие вещи вовремя и охотно финансируются из бюджета.
Долги нельзя брать на роскошь, без которой можно прожить: домашний кинотеатр, отдых на Мальдивах, люксовые гостиницы для Дениса Мантурова.
Долги нельзя брать, когда у тебя в то же самое время лежат деньги на депозите под меньший процент, чем тот, который придётся выплачивать по кредиту. А именно это делает сейчас Минфин, нанося прямой ущерб России. Впрочем, мы вообще последовательно и в особо крупных размерах финансируем Запад, тут никакого секрета нет, достаточно посмотреть на статистику бегства капитала.
Чьи это деньги?
Хорошо, достигли точки стабильности. Что делать дальше?
Монетаристы, которых в верховной власти представляют глава Минфина Антон Силуанов и председатель Центробанка Эльвира Набиуллина, считают, что мы должны и дальше накапливать активы, главным образом в валюте и в зарубежных банках. Это довольно мило – люди, от которых напрямую зависит курс рубля, курсу этому определённо не доверяют, но суть проблемы не в том.
Э. Набиуллина и А. Силуанов. Фото: Kremlin Pool/Globallookpress
Эти уважаемые люди по совершенно непонятной причине исходят из аксиомы о том, что наши активы в зарубежных банках – это действительно наши активы. Между тем перед нами весьма спорная теорема, которую роднит с аксиомой исключительно отсутствие всяких доказательств. Что мешает, например, Украине в любой момент выкатить многотриллионный иск к России за Крым, выиграть его в каком-нибудь окружном суде штата Орегон и с этим решением в руках изъять наши счета? Да ничего не мешает, кроме выжидательной позиции хозяев денег, пока не давших санкции на такую операцию.
Это же относится к обвинениям в интервенции на Донбасс, во влиянии на выборы в США, в радиоактивном заражении Севера, в текущей фазе Луны… Мы помним, как по Европе бродила одинокая фирма Noga с иском к России и арестовывала всё, до чего могла дотянуться, – тогда отбились, но это была всего лишь проба пера. И когда на смену «Ноге» придёт рука орегонского правосудия, мало не покажется.
Венесуэла уже попробовала забрать своё золото у Великобритании – и как, получилось? Нет, британцам потребовалось выяснить, кто же настоящий руководитель, кому можно доверить деньги. А Германия, в легитимности руководства которой нет сомнений ни у кого? Её золото вроде бы лежит в США, немцы просятся хотя бы посмотреть на него и удостовериться, что это не крашеный вольфрам, но куда там.
Вы думаете, Силуанов и Набиуллина этого не знают? Они знают в сто раз больше, чем мы, и именно поэтому добиваются того, чтобы деньги России находились за её границей, чтобы нашу страну легко было контролировать через этот механизм.
* * *
Долги необходимо выплатить. Оставшиеся деньги – вернуть в страну и далее накапливать и тратить внутри страны. Экономику – перестраивать под достижение полной самодостаточности по всем шести основным потребностям человека: безопасности, продовольствию, крову и теплу, одежде и обуви, образованию, медицине. Все возможности для этого у нас есть. Не хватает только политической воли.