Пятнадцать минут, чтобы выжить: Офицер о том, как русская смекалка побеждает украинскую хитрость

На днях издание National Interest сделало вывод, что русские победят в войне на Украине «благодаря способности к инновациям и адаптации к ситуации на поле боя». О том, что эти слова означают на практике, Царьграду рассказал Виталий К. — штабной офицер одной из артиллерийских бригад, воюющих на Херсонском направлении. Он показал на примерах, как русская смекалка побеждает «военную мудрость» Запада и украинскую «хитрозадость». Автор: Владлен Чертинов

Коньков — кадровый офицер. Но в начале нулевых Родина перестала нуждаться в услугах таких, как он. Виталий вспоминает:

Нам сказали: «Вы больше не нужны. Увольняйтесь. У нас теперь будет маленькая мобильная и высокопрофессиональная армия, способная справиться с любыми задачами». Когда началась СВО, я много раз вспоминал эти слова. Особенно после того, как осенью 2022-го эта «новая армия» бежала из-под Балаклеи, а по телевидению показали, как грузинские боевики режут горло нашим десантникам. До сих пор эта сцена перед глазами. А когда сам Верховный, объявив частичную мобилизацию, обратился к народу и к бывшим офицерам, имеющим военные специальности, стало ясно, что дело плохо и надо идти. В районном военкомате нас, добровольцев, было столько, что мы не помещались внутри и стояли на улице. В основном пришли люди уже возрастные, воспитанные в Советском Союзе. И я подумал: прямо как в 1941-м! Только тогда против нас была Германия, а сейчас украинцы… Это называется «приехали».

Из-за того, что Виталию за 50 и у него довольно редкая военная специальность, его не брали добровольцем вплоть до лета 2023-го. Приходилось всё время названивать в военкомат, напоминать о себе, ругаться. Но когда начался украинский контрнаступ, стали брать уже всех подряд. Тех, кто помоложе и может носить на себе 30 кг, — в пехоту, тех, кто постарше, — в артиллерию.

Уходили на фронт даже люди, серьёзно больные. У одного в учебке случился гипертонический криз — он-то рассчитывал, что у него «на воздухе будет ремиссия», а попал в такую жару, что берцы, если их снимешь, дымились. Когда их эшелон с гаубицами следовал в Херсонскую область, личный состав в одних трусах выбегал на станциях из вагонов, и железнодорожники поливали артиллеристов из шлангов.

Заработок для большинства добровольцев был не на первом месте. Многие шли воевать, потому что сидеть дома не позволила совесть. В маленьких населённых пунктах люди на виду друг у друга. От одного из бойцов Виталий услышал такое объяснение:

Когда Петя пошёл, я ещё дома был, когда Вася пошёл, тоже оставался, но когда племянники записались в добровольцы, я уже не мог не пойти.

Виталий говорит, что Россия, как всегда, «вытаскивает» эту войну на крестьянском горбу: в их артиллерийской бригаде больше всего добровольцев из деревень и небольших городков. А меньше всего — из Москвы, Петербурга и самого «гнилого», в его понимании, города — «ельцинского» Екатеринбурга. И ещё очень много людей неприкаянных, бывших заключённых. Особенно среди механиков-водителей, потому что их — огромный дефицит, и если человек готов служить, то на возраст и судимости обращать внимание будут в последнюю очередь.

Виталий никогда не думал, что ему доведётся служить в артиллерии. Средний возраст личного состава в их бригаде — 45 лет. Артиллеристов среди них можно было пересчитать по пальцам, поэтому приходилось учиться самим по старым артиллерийским учебникам и на собственном опыте, часто записанном кровью.

Например, на левом берегу Днепра есть участки сплошного песка, и на них самоходки «разувались» — теряли гусеницы. Потому что повороты на таких участках должны быть плавными, а неопытные механики-водители, да ещё на адреналине и страхе, когда их начинала накрывать артиллерия, разворачивались резко на месте, чтобы быстрее покинуть опасный участок. Песок попадал между гусеницей и катком, образовывалась песчаная подушка — и при очередном повороте гусеница слетала.

У врачей есть правило «золотого часа» — если человек, получивший опасную для жизни травму, в течение часа будет доставлен в больницу, то велики шансы его спасти. А у артиллеристов есть правило «священных 15 минут». Это тот промежуток времени, в течение которого, отстрелявшись, им нужно покинуть огневую позицию. Потом прилетит ответка.

Как мы вычислили эти 15 минут? Один расчёт нашей бригады выехал на позицию. Командир доложил: «Работу закончили, сворачиваемся, совершаем противоогневой манёвр». А через 15 минут они не вышли на связь. Командир расчёта пожалел своих возрастных подчинённых: доложил, что они уходят, а на самом деле дал им передохнуть. Они как сидели впятером рядышком, так их и накрыло — все «двухсотые» разом. На войне у командира не должно быть никакой жалости — ни к себе, ни к подчинённым. Откуда берутся эти 15 минут? Именно столько времени нужно артиллеристам (не важно, нашим или противника), чтобы добежать из блиндажа до своего орудия, зарядить его и навести на цель, — объясняет Виталий.

Боевое крещение бригада принимала у Антоновского моста и Крынок.

Сам П-образный профиль железнодорожного моста позволял украинскому десанту безнаказанно перемещаться внутри него — проходить 4 километра до самого своего берега, спускаться вниз по опоре и гнать на наш берег на надувных скоростных лодках. За этой опорой всё время следили дроны — «глаза» бригады.

Нашей главной забавой на протяжении полутора лет было не дать им причалить. Если работать целой батарей не по конкретным лодкам, а просто по квадрату, кто-нибудь в лодку да попадет — 152-й снаряд, даже разорвавшись поблизости, её перевернет. Примерно то же самое было и в Крынках. Если честно, зачистить их пехотой и не особо пытались. Ну, ладно, допустим, зачистили, тут же артиллерия ВСУ с расстояния в километр со своего высокого берега начинала разносить эти позиции. Какой смысл держать там людей под огнём? Они уходили, и после очередного тумана по ним опять бегали украинцы.

Промежуточных позиций, где самоходку прячут сразу после того, как она отстрелялась, должно быть несколько. Их намечают и готовят заранее. За техникой в прямом смысле слова заметают следы. Например, колею после прошедшей по лесу самоходки засыпают собранной тут же поблизости старой опавшей листвой и хвоей.

На промежуточных стоянках машины закапывают в землю по самую макушку — так, чтобы горячий мотор не фонил и не был различим тепловизором. Причём закапывают вручную — лопатками: экскаватором не воспользуешься. А глубина ямы, вырытой под самоходку, — минимум 3,5 метра!

Массовое применение дронов научило артиллеристов так же массово создавать ложные цели. Например, ложную стоянку самоходки делают так: прикапывают несколько пустых ящиков, втыкают бревно — якобы это орудийный ствол. Накрывают все это маскировочной сетью и вставляют внутрь конструкции несколько окопных свечей, чтобы имитировать ещё не остывший двигатель — обмануть тепловизоры.

Слишком откровенно ложные цели обозначать нельзя — противник ведь не дурак. Поэтому приходится действовать как бы намёками: в одном месте маскировочную сеть положить так, что она вроде как случайно чуть-чуть отошла, в другом использовать сеть немного не того цвета, в третьем не до конца засыпать колею самоходки, в четвёртом рядом с ложным блиндажом для убедительности на ветку повесить сушиться настоящие трусы. Наш командир всегда просит разведку поднять коптер и облететь свои же позиции, чтобы сверху их осмотреть. Если ему что-то не нравится, говорит: «Вот тут не верю! Явно ложная позиция. Переделать!». — рассказывает Виталий.

Широко используются манекены — набитые соломой мешки. Если поставить такое чучело в тени, например, под деревья, сверху будет трудно понять, что это не человек. Особенно если ещё есть ветерок. Когда ветви деревьев качаются, кажется, что и силуэт под ними шевелится.

Плохо лишь то, что многое делается благодаря личной инициативе самих бойцов и командиров и помощи волонтёров. Те же самые гладкоствольные ружья, спасающие жизни солдат, отсутствуют в армейских нормах обеспечения. И неизвестно, когда в них появятся, потому что армия — структура чересчур, порой до тупости консервативная.

Виталий на это философски замечает:

А была ли хоть одна война, к которой мы были готовы? Пётр Первый Северную войну начал с поражения под Нарвой. После поражения под Аустерлицем в 1805 году мы оставили Москву в 1812-м. Не были готовы ни к Финской войне в 1939-м, ни к Великой Отечественной в 1941-м.

Но главное, что всё-таки изменила СВО, — отношение к людям. По словам Виталия Конькова, в их бригаде основной принцип — сохранить личный состав, а железо ещё пришлют. Это же стало правилом при наступлениях.

Теперь, по словам Виталия, сначала работает арта, потом выживших солдат противника добивают дроны и всё время проводится доразведка. Пока любое сопротивление на позиции врага не будет задавлено, никто своих людей на её штурм не пошлёт. Если же начали штурмовать, и оттуда вдруг опять открывают огонь, значит: «Стоп, мужики, никуда не идём — продолжаем дальше разбирать артиллерией».

А все героические видео, когда штурмовики закидывают гранатами опорники противника, — это, считает Виталий, ошибки командиров, возникшие из-за недоработок артиллерии, недосмотра дронщиков, ну и, конечно, опыта хорошо замаскировавшегося противника.

Хотя, конечно, в армии ещё остаются «мясники» — офицеры и генералы, готовые жертвовать людьми ради наград и погон. Но если в начале СВО они были правилом, то теперь — исключение. Воевать научились по-умному.

Дежурю в штабе, смотрю, как работают разведчики. Они показывают мне точку на карте: «Вот тут у них замаскированная позиция. Полтора часа назад сюда заезжала и разгрузилась машина». Спрашиваю: «А чего не накрыли?». Отвечают: «Зачем? Пусть расслабятся, ещё привезут — тогда и накроем. Чем больше снарядов сгорит здесь, тем меньше прилетит по нам». Люди уже знают, сколько будет подвозов. Их боевой опыт рождался на практике, в том числе из своих же ошибок. И этот опыт не передадут никакие учебники, — говорит Коньков.

Источник: tsargrad.tv